А среди корифеев науки того времени знаменитый Бюффон (1707–1788) в своей многотомной «Естественной истории» при описании животных останавливался прежде всего на их образе жизни и даже группировал их не по морфологическим, а по биологическим признакам.
Поэтому ему оказались чужды принципы лиинеевской классификации, и он находил нелепым ставить рядом с нашей домашней лошадью обитающую в дальней Африке зебру, а нашего четвероногого друга собаку помещать рядом с волком в отряд хищных; по его мнению, было бы естественнее лошадь рассматривать рядом с собакой, так как обычно собака сопровождает телегу, которую везёт лошадь. А к хищным вместе с волком и рядом с горностаем Бюффон относил белку, которая при всей невинности своего нрава временами нападёт на птичьи гнезда и поедает яйца и птенцов.
Такая биологическая направленность вместе с изяществом изложения привлекла к сочинениям Бюффона широкие круги читателей; она же, кстати сказать, отразилась и на первом русском учебнике по естествознанию, написанном акад. В. Ф. Зуевым (1786), полевым натуралистом-путешественником, который был одним из переводчиков «Естественной истории».
Позднее, уже в другой работе, Бюффон проводит сравнение млекопитающих Америки и материков Старого Света и замечает, что для большинства животных восточного полушария можно найти близкие к ним формы в Америке, причём американские представляются ему более мелкими и выродившимися. Такие изменения животных Бюффон связывал с различием климатических условий в восточном и в западном полушариях.
Таким образом, Бюффон полагал, что виды животных могут изменяться при изменении условий их существования, однако их изменяемость он объяснял только вырождением первоначально созданных видов, а мысль об историческом процессе развития высших форм жизни от низших была ему ещё чуждой.
Журавль летит высоко, видит далеко.
Молоко у коровы на языке.
Свинья грязи найдёт.