Промысловое значение этих сельдей было оценено только во второй половине прошлого столетия. Натуралист-путешественник XVIII века академик Иван Лепёхин писал в своих «Дневных записках», что на Волге и её притоках железницу «никто из русских не употребляет» и что её добывают для себя только мордва и чуваши, а русские рыбаки, «не с малым трудом её от другой рыбы отбирая, или опять бросают в воду, или вываливают на берег на снедь птицам».
По мнению Лепёхина, предубеждение против бешенки, или весёлой рыбы, «произошло от чрезмерного её биения, когда она попадает в невод, или от того, что она в жаркий день, тоскуя, мечется, выставляет из воды голову и нередко, выкидываясь на берег, подыхает», то есть как будто действительно проявляет признаки опасного бешенства.
Опознав в весёлой рыбе ближайшего родича океанской селёдки, которую «другие европейские народы не только не отвергают, но и за сладимый кусок почитают», Лепёхин ставил прогноз: «Если бы волжские рыбные промышленники хватились за ум, то без сомнения столько же от неё могли иметь прибыли, сколько и от другой рыбы».
Однако за ум рыбопромышленники хватились только в 50-х годах минувшего столетия, когда во время Крымской войны Россия подверглась блокаде, прекратившей ввоз заморских солёных сельдей. Тогда — на этот раз уже по рекомендации академика К. Бэра — у нас начался промысел астраханской селёдки и её засол по западноевропейским рецептам.
Сейчас основное промысловое значение в Каспийском бассейне имеет килька.
Заговелась лиса — загоняй гусей.
Когда влюбишься, и мартышка покажется красивой; когда не любишь, и от лотоса отвернёшься.
Тощая собака — позор для хозяина.