Наблюдения над поведением птенцов показывают, что в основе его лежат прирождённые безусловные рефлексы, свойственные данному виду и резко различные у незрело-вылупляющихся птенцов гнездовых птиц и птенцов птиц выводковых, уже с самого начала одетых густым пухом (рис. 249).
Гнездовые птенцы появляются на свет беспомощными и слепыми; из внешнего мира они способны воспринимать только прикосновение к их телу, толчки, а также громкие звуки (очевидно, ощущаемые ими как осязаемые колебания воздуха).
Такие сигналы, обычно совпадающие с появлением кормящих родителей, вызывают у птенцов пищевой рефлекс: они вытягивают вверх шейки и широко разевают клювы (просят есть). Часто при этом вытянутые шейки производят колебательные движения, которые вместе с оранжевой или жёлтой окраской широко разинутых ртов привлекают к себе внимание родителей, побуждая их к кормлению птенцов.
Выводковые птенцы (куриные, гусиные и другие) при выходе из яичной скорлупы уже обладают и зрением и слухом; пищевой рефлекс проявляется у них в форме клевания, а опыт и подражание (то есть уже новые условно-рефлекторные связи) научают их отличать съедобные куски от несъедобных.
У них на основе прирождённых рефлексов устанавливается обоюдная связь с матерью-наседкой: попискивание цыплят побуждает наседку разыскивать и собирать вместе разбредающихся малышей, а особый звуковой сигнал матери у многих выводковых вызывает спасительный рефлекс затаивания, когда неподвижно прильнувшие к почве птенцы становятся незаметными для преследователя.
Промежуточное звено между этими двумя крайними типами составляют птенцы хищных птиц, одетые густым пухом, но остающиеся в гнезде до полного окрыления (рис. 249).
Любопытно различие, обнаруженное у птиц одного и того же семейства утиных. Только что вылупившийся кряковый утёнок сразу же узнает свою мать по её характерному кряканью. Если утёнок был высижен уткой другого вида (например, мускусной), издающей иные позывные звуки, то он свою наседку за мать не признает, но бежит за человеком, имитирующим утиное кряканье, которое и является здесь безусловным раздражителем.
Но только что вылупившийся гусёнок признает за мать любую птицу, которая его высидела, или даже всякий другой движущийся предмет, который первым попадается ему на глаза. Таким образом, в отличие от утёнка, гусёнок приобретает рефлекс на мать при помощи органа зрения и в результате своего индивидуального опыта, то есть условно-рефлекторным путём.
Так уже с первых дней жизни птенцов их прирождённые рефлексы начинают обрастать сложной системой условно-рефлекторных реакций. Большой знаток жизни птиц А. Н. Промптов на основании наблюдений и специальных опытов пришёл к выводу, что, «строго говоря, понятие „инстинкт“ в его обыкновенном смысле к птицам неприложимо. Инстинктивного, то есть чисто прирождённого, поведения у птиц нет».
И автор разъясняет, что то, что обыкновенно называют инстинктивным поведением птиц, в действительности есть «равнодействующая сложнейшего сочетания прирождённых и условно-рефлекторных реакций».
У видов птиц, которые характеризуются наиболее сложным поведением (наши врановые, некоторые тропические попугаи), система условных рефлексов, создающаяся в результате их жизненного опыта и подражания, отодвигает на задний план врождённые инстинкты, и в поведении этих птиц проявляются уже некоторые элементы рассудочной деятельности (как это можно видеть и в поведении высших млекопитающих — собаки, человекообразных обезьян).
В памяти автора этой книги ярко запечатлена характерная сцена, которую ему довелось наблюдать из окна в далёкие годы его юности. Разлёгшись у сарая, дворовый пёс Бобрик занялся обгладыванием каких-то выброшенных ему кухонных остатков. Вскоре на дворе появилось пять ворон. Три из них заняли позиции перед мордой Бобрика, — две другие расположились поблизости от его хвоста. Бобрик покосился на толпящихся вокруг него непрошеных гостей и сердито зарычал; те несколько отступили от него, но и не подумали улетать.
Наконец одна из тыловых ворон то ли клюнула, то ли ущипнула хвост собаки; та, обернувшись назад, злобно огрызнулась, и в тот же миг одна из передних ворон ловко ухватила из-под собачьей морды лакомый кусок. Тотчас же вся пятёрка дружно снялась с места и улетела в одном направлении, оставив пса одураченным.
Волка пожалей — искусает ещё злей.
Не велик сверчок, а громко поёт.
От ворон отстал и к новым не пристал.